Не будет преувеличением сказать, что имя Дмитрия Нагиева знают все, даже те, кто категорически утверждает, что никогда не смотрел его телевизионные передачи, не слушал его радиоэфиры, не ходил на его спектакли — в общем, ничего общего с ним не имеет, потому что это, мол, дурной вкус. Но факт остается фактом — не будучи выпускником мастерской Кацмана и не участвуя в его знаменитом спектакле «Ах, эти звезды!», Дмитрий Нагиев всей своей карьерой дал своеобразный мастер-класс того, как именно становятся звездами в наше время. Вас могут не устраивать его манеры, его спектакли, его взгляды на жизнь, может не устраивать он сам как культурное (или, если так нравится больше, — бескультурное) явление, но он есть — актер Дмитрий Нагиев, который согласился дать нам интервью перед спектаклем «Кыся».
— Дмитрий, несмотря на то, что вы достаточно давно окончили театральный институт, зрителям вы известны скорее не как театральный актер, а как DJ, шоумен, телеведущий. Вас устраивает такая ситуация, или вы всегда считали себя в первую очередь театральным актером, а все остальные многочисленные занятия — лишь способ занять время в период отсутствия серьезных работ на сцене?
— Когда поступаешь и тем более оканчиваешь театральный институт, то всегда мечтаешь о больших кинополотнах, самых лучших театральных площадках, но жизнь, к сожалению, выписывает кренделя, и выпадает заниматься тем, чем выпадает… И либо ты принимаешь то, что выпало, и честно это делаешь, либо не принимаешь и ждешь своего часа и в кино, и на театре. Лично я его дождался, но вместе с тем не сидел в ожидании, сложа руки. Хотя должен отметить, что пытаются многие, но не всем выпадает счастливый билет. И об этом я тоже не забываю…
— Под счастливым случаем вы подразумеваете возможность работать на радио и на телевидении?
— Я имею в виду то счастливое стечение обстоятельств, которое должно произойти, чтобы артист «попал в струю».
— То, чем вы занимаетесь в радиоэфире и на телевидении, помогает вам в работе в театре?
— В театр можно прийти по-разному. Можно с институтской скамьи играть на сцене, начиная с замечательной роли второго охранника, а можно прийти, как я: с известным именем, которое поможет собрать хотя бы свой первый зал. Дальше играет роль присутствие или отсутствие таланта. Потому что имя именем, но далее должен следовать качественный театральный продукт. Если этого не происходит, тогда твое имя остается только именем ди-джея или шоумена, что тоже не так плохо. Но это уже совершенно другая история.
— Если говорить о спектаклях или о театральном продукте, как вы их называете, то удовлетворяет ли вас самого то, что вы делаете на сцене?
— На этом этапе — да! Лично меня сразу же после спектакля редко удовлетворяет результат работы, будь то театр, кино или телевидение. Но поскольку я конъюнктурный человек, то меня, прежде всего, интересует спрос на этот продукт. Сегодня спрос на то, что я делаю, есть. Это очевидно. И это дает мне удовлетворение.
— Дмитрий, вы говорите о себе, как о конъюнктурном человеке, который делает только то, что модно, востребовано, то, что продается. А как насчет того, чтобы выбирать материал, который способствовал бы вашему внутреннему росту?
— Разговор о развитии, о самовыражении, о желании донести что-то до зрителя — это все блеф! На первом плане, я уверен, стоит отдача от продаваемости твоего продукта. За деньги ли, за славу ли, за мороженое ли, но в любом случае основное чувство — желание продать! А потом уже возникает желание вырасти самому. Вырасти либо в собственных глазах, либо в глазах критики и зрителя. Так что глубоко убежден, что на первом плане у любого артиста стоит конъюнктурный подход.
Я и те ребята, с которыми я вместе играю, — мы избалованы тем, что у нас на спектаклях переаншлаги. Обратите внимание! Я не знаю ту ситуацию, которая сложится конкретно на сегодняшнем представлении, но смею надеяться, что зал будет полным, а ведь это две с лишним тысячи мест, и это тридцатый спектакль в Санкт-Петербурге. «Забить» зал с таким количеством посадочных мест за последние пятнадцать лет было не по силам ни одной петербургской труппе.
— Тогда автоматически возникает другая тема. Продаваемость — дело хорошее. Вопрос: кому продавать? Кто ходит на ваши спектакли?
— Перед тем, как делать спектакль, нужно четко представлять, для кого ты это делаешь. Есть люди, которые сначала делают, а потом ищут, кому бы это было интересно. Мне кажется, что в ситуации рынка, в том числе и театрального, сначала нужно понять, кому ты сможешь продать то, что сделаешь. Я льщу себе надеждой, что хорошо представляю своего зрителя. Если не учитывать различий по половому признаку, что, кстати, тоже для меня очень важно, то я работаю на средний класс. Я не работаю на элитарного зрителя.
— Почему? Вам не интересно?
— Абсолютно не интересно! К тому же я пока не могу себе позволить работать в стол.
— А вы не боитесь, что что-то пропадет в вас как в артисте благодаря такому подходу?
— Что, например?
— Что вы не сможете выйти на следующую ступень и перестанете быть интересным тому же самому среднему классу, который, между прочим, тоже растет и развивается?
— Меня нельзя упрекнуть в том, что я двигаюсь медленно и непоследовательно. Я двигаюсь настолько, насколько мне позволяют обстоятельства. И, как мне кажется, вперед! Достаточно планомерно. Последние два спектакля — «Кыся» и «Эротикон» для меня — движение вперед.
— Вперед к чему?
— Так глубоко не хотелось бы копать в одном интервью. Сейчас скажу только то, что это движение поступательное и продуманное.
— И само по себе это для вас как для артиста благо…
— Для меня — да! Точнее, благо на данный момент. Я не хочу работать в зале на 30 мест, в подвале… Я видел эти спектакли, и вряд ли мне когда-нибудь захочется сыграть в чем-нибудь подобном.
— Вы ничего бы не хотели изменить в своей жизни, принимали ли вы какие-то решения, которые сейчас вам кажутся неверными?
— Оглядываясь назад, я понимаю, что все случилось так, как должно было случиться. К сожалению, я сделал слишком мало и в театре, и в кино, и на радио, и на телевидении. Могу сказать одно — я неплохой шоумен. Наверное, в этом уже не стоит сомневаться. Можно только злопыхать и выкрикивать: выскочка!
— А что, много желающих?
— Сейчас меньше, потому что теперь мы имеем реальные цифры рейтингов солидных статистических агентств, где я занимаю вторую, третью строчку в стране. Это то, что я сделал в шоу-бизнесе за восемь лет. А в театре и в кино я сделал еще слишком мало, чтобы подводить баланс, чтобы понять, театральный ли я актер, киноактер, бездарность или просто талантливый человек.
— А как для вас начиналось увлечение театром? Вы пришли в театральный институт на курс Петрова, потому что вам хотелось играть, выходить на сцену к зрителям?
— Может быть, кто-то и приходил в театральный институт, потому что ему хотелось играть, но мне кажется, что за этими словами всегда скрывается жажда славы и жажда денег. Дальше в нас, к сожалению, планомерно все разрушали, поскольку у нас не было звездной индустрии. Был педагог Кацман, который воспитывал звезд — он изначально закладывал в своих студентов подобное самоощущение. На других курсах этого не было, на нашем — тоже. Больше того, в нас это целенаправленно разрушали.
— А что давали взамен?
— Заменили высоким мастерством актера. Все выпускники Петрова — высокие профессионалы, которым не хватает ощущения своей значимости, что серьезно мешает. Чтобы стать десятым или хотя бы сотым, надо мечтать стать первым. Так что большинство моих сокурсников профессионалы на вторых и третьих ролях, чем и довольствуются.
— Вы не видите себя в труппе какого-нибудь большого театра, скажем, Александринского?
— Разве что на разовых ролях в хорошей постановке.
— То есть вам ближе антрепризный принцип.
— Сегодня — да. Пока что Марк Захаров меня не зовет — это единственный режиссер, с которым я хотел бы работать постоянно.
— Вы считаете, что слишком хороши для других режиссеров?
— На самом деле я очень критично отношусь к себе — у меня масса недостатков.
— А какие?
— Не скажу! Ни к чему это. Те, кто меня любят, возможно, не видят во мне недостатков, а кто терпеть не может… Зачем подливать масла в огонь? Чем выше лезешь, тем меньше точка опоры. Раньше меня не любила шелупонь, но я от этой шушеры зависел. Сейчас я от них не завишу, но их стало слишком много.
— Это зависть?
— Безусловно, к успеху. Эта зависть присуща и мне. Я завидую всем, кто лучше, но в силу своей интеллигентности и воспитанности понимаю, что им не просто повезло, а что они действительно лучше, чем я. Но это не спасает меня от зависти.
— В своих многочисленных теле- и радиопередачах вы примеряете различные маски, образы: гротескные, однокрасочные, что, впрочем, продиктовано законами жанра. Вы не боитесь, что вас, настоящего, живого заменит одна из этих личин?
— Очень боюсь. Потому время от времени рассматриваю кинопредложения. Правда, там, к сожалению, тоже только маски. Мне предлагают играть только бандитов. Роль капитана Лесникова в «Каменской» стала исключением. А так мне предлагают играть череду бандитов. Почему?
— А вы не догадываетесь?
— Наверное, из-за моего отрицательного обаяния. Но с другой стороны, положительный герой — это не художественный образ. Нет ни одного произведения искусства о просто хорошем человеке. Я бы хотел сыграть все, что только можно, что вместит человеческая жизнь — от Гитлера до Деда Мороза. Чувствую, что моя палитра велика, а я еще ничего не сыграл. Не хотелось бы, чтобы, когда я умру, на моей могиле было написано: «Он сыграл в четырех спектаклях», хотелось бы не меньше четырехсот.
Беседу вела Екатерина Слепышкова, Фото Владимира Постнова
Добавить комментарий